В Тинкертауне небо было серым. Там вообще всё было серым, кроме многочисленных зеленых парков.
В старшей школе Тинкертауна сегодня обсуждали любимые цвета: фельдграу, шартрёз, трилистник, ведь совсем скоро будет бал.
- Голубой… - сонно бормотала Тиффани, проснувшаяся в парке Виридиан.
Она видела странное небо в своих снах. Дедушка, который в её дрёмах был жив, называл его «голубым».
Она нещадно опаздывала на цветологию. Да, узнай mr. Гринвич о «голубом», он бы облил её зеленым, как козявки, борщом.
Кое-как добежав до школы, во многом благодаря тому, что в Тинкертауне не было машин, а значит всегда светил зеленый свет, она успела до окончания урока.
– Очень вовремя, Тиффани, - строго звякал голос mr. Гринвича, - позволь узнать, где ты была?
– Я… - сейчас её спасет лишь одна фраза, - я выбирала маме кольцо на день рождения… – она снова немного замялась, подбирая нужный камушек, - …с малахитом!
– Малахит? – голосок учителя перешел на противенький фальцет, в какой превращается только в минуты истинного наслаждения, - Похвально, Тиффани, похвально!
Тут прозвенел звонок и ученики ринулись из класса, похватав учебники. Только извечная «мисс Зелень» спокойно и величественно шагала к двери. С Тиффани Зелень, как та её втихую называла, никогда не разговаривала. Но сегодня день был какой-то неправильный, и Зелень спросила:
– Тиффани, – разомкнула Зелень свои фисташковые губки, – какого цвета будет твое платье на балу?
– Зелёное, – не задумываясь, ответила Тиффани, – Разве может быть иначе?
– Разумеется, разумеется… - и королева «Зелёного бала» прошествовала дальше.
***
– Голубое, голубое, как дедушкины подштанники… - мечтательно шептала Тиффани, лежа позже на парте с закрытыми глазами.

Тот айсберг был очень большим. Потому его и называли Большой Ледышкой. И его всегда окружала ночь. Непроглядная темнота рассеивалась лишь в самой его середине, там, где жили маленький Огонёк и девочка Фрида.

А когда было очень холодно, Фрида перед сном клала Огонька под язык, и он грел её своим теплом.

– Огонёк, как думаешь, а что там? В небе? И что мы в этом небе? – это был один из морозных вечеров, но было еще слишком рано, чтобы ложиться спать. В такие вечера где-то далеко на Земле люди сидели в крошечных зданиях, пили чай и смотрели картинки на своих маленьких черных ящиках. В такие вечера Фрида и Огонёк говорили о том, что находится слишком далеко, чтобы говорить об этом всерьёз, но эти разговоры заставляли их обоих очень хорошо задуматься, зачем они есть.

– Думаю, что там много таких же айсбергов, как наша Большая Ледышка. На них живут Фриды и Огоньки. И сейчас они говорят о нас, – Огонёк всегда отвечал так.

– А как звали твоего папу, Огонёк?

– Солнце.

Казалось, будто тьма вспыхнула на мгновение, озарившись светом, но уже через мгновение от неё остался только ожог на сетчатке.

– Так его звали, пока не пришел холод.

Подул ветер. Фрида чувствовала, какой он холодный даже через медвежью шкуру, в которую была сегодня одета. Он был таким сильным. Думалось, что Огонёк вот-вот потухнет под его натиском. Но он лишь недовольно потрескивал и ворчал. Ветер, видимо разобидевшись на неласковый прием, полетел истязать других Огонька и Фриду. Большая Ледышка была круглой, но ветер этого не знал и каждый раз делая круг, он думал, что встречает новых Огонька и Фриду.